Загребаева В.Н. "Из воспоминаний С.В. Востротина о путешествии с Фритьофом Нансеном по Сибири. (С.В. Востротин «Вверх по Енисею»).

Из воспоминаний С.В. Востротина о путешествии с Фритьофом Нансеном по Сибири

В августе-октябре 1913 г. состоялась экспедиция, одним из участников которой, был знаменитый норвежский полярный исследователь Фритьоф Нансен. По приглашению из России и от англо-норвежской компании Ф. Нансен совершил большое путешествие по Сибири и Дальнему Востоку.  На пароходе «Correct» («Коррект»), из Норвегии через Северный Ледовитый океан (по Карскому морю) экспедиция добралась в устье Енисея, затем по реке  и на лошадях до Красноярска и оттуда по железной дороге до Владивостока.

Организатором и одним из участников экспедиции был норвежец по происхождению (принявший русское гражданство) Йонас (Иона Иванович) Лид (1881-1969), являвшийся представителем действовавшего в Лондоне «Общества (Синдиката) по изучению Сибирского рынка» (при Русском отделе Лондонской торговой палаты). По заданию лондонской организации он прибыл в 1910 г. в Красноярск, в качестве торгового консула. Будучи в Сибири,  Лид познакомился с состоянием судоходства на сибирских реках. В 1912 г. в Осло, по инициативе Йонаса Лида и при поддержке норвежского, английского и русского капитала была создана (а Лид стал директором-распорядителем) англо-норвежская компания «The Siberian Steamship, Manufaturing & Trading C°, Ltd»¹ («Сибирское акционерное общество пароходства, промышленности и торговли», или сокращенно  - «Сибирская компания») капитал которой составлял 225 тыс. фунтов стерлингов². Одним из направлений деятельности «Сибирской компании» было содействие в организации новых транспортных маршрутов между Норвегией и Сибирью, в частности, регулярных пароходных линий Северным морским путем.

Именно Йонас Лид пригласил Нансена совершить плавание по Карскому морю до устья Енисея на пароходе «Correct», который должен был доставить груз с цементом для строительства Сибирской железной дороги. Одновременно Нансен получил от управляющего сибирскими железными дорогами России Е.Д. Вурцеля приглашение проехать с ним по железной дороге из Красноярска до Владивостока,  а министр путей сообщения С.В. Рухлов предложил – «считать себя во время всего путешествия гостем России».

Фритьоф Нансен принял оба предложения и 5 августа 1913 г. (н. ст.) экспедиция отправилась в путь из г. Тромсё (Норвегия) на пароходе «Коррект» под командованием капитана Иогана Самуэльсена и с ледовым лоцманом – Гансом Христианом Иогансеном. Среди спутников Нансена был сам Й. Лид (организатор экспедиции), русский дипломат, секретарь при Российском посольстве в Христиании (г. Осло, Норвегия) Иосиф Григорьевич Лорис-Меликов (1860-1950) и Степан Васильевич Востротин (1864-1943) - политический и общественный деятель России (депутат Государственной Думы от Енисейской губернии, член Русско-английской торговой палаты), предприниматель (золотопромышленник, он был одним из акционеров «Сибирского акционерного общество пароходства») и автор мемуаров (среди воспоминаний Востротина три эссе посвящены событиям экспедиции).

Настоящая публикация статьи С.В. Востротина «Вверх по Енисею», является продолжением³ его воспоминаний об экспедиции 1913 г. и посвящена событиям путешествия по реке Енисей на судне «Омуль» до г. Енисейска, а затем по тракту в колесном экипаже до Красноярска и по железной дороге до Иркутска. Из Иркутска Ф. Нансен отправился в дальнейшее путешествие по Сибири и Дальнему Востоку (плоть до г. Владивостока) в сопровождении  Е.Д. Вурцеля.

Статья публикуется по современным правилам правописания, с сохранением ее стилистических особенностей.

Публикацию подготовила В.Н. ЗАГРЕБАЕВА.

С.В. Востротин

Вверх по Енисею

 Пока мы находились в морском плавании¹, Нансен ограничивался ролью простого консультанта и выступал в этой роли, как только мы входили в плавучие льды и были ими окружены.

Однако, как только мы вошли в реку² и начали по ней подниматься, он совершенно преобразился. Даже внешне. Он сбросил с себя свое длиннополое черное пальто, свою фуражку и переоделся в серый спортивный костюм и в такого же цвета, серую, широкополую шляпу, начал проявлять исключительный интерес ко всему окружающему, в особенности после нашей встречи с караваном речных судов³, имевшей место 28-го августа 1913 года, около Носоновского острова⁴. Мы пересели на присланное за нами небольшое казенное моторное судно, морского  типа «Омуль», на котором все втроем – Нансен, Лорис-Меликов и я, - 3 сентября (нового стиля)⁵ отправились вверх по реке.

Плыли ли мы вверх по реке, вдоль берегов или на остановках в пути, он стремился осмотреть все, не упустить мельчайшую деталь, касалось ли это домашней утвари, лодок, рыболовных снастей и других принадлежностей домашнего скарба, в особенности всего, что имело какое-либо отношение к деятельности местных инородцев. Стоило только остановиться у какого-либо рыбацкого или торгового становища, как он, в числе первых, плыл на берег и через короткий промежуток времени отыскивал уйму разных вещей, заинтересовавших его, на которые мы не обратили бы внимания. Где-нибудь за амбарами, он разрывал кучу сваленных от зимы в беспорядке разных вещей. Вытаскивал из этой груды – оленьи упряжные нарты, собачьи санки различной величины и различных форм, вплоть до больших саней – кибиток или балок, как их называют здесь, на которых местные купцы ездят в отдаленные места тундры с товаром для местного торга с инородцами. Внутри таких экипажей ставится небольшая железная печь для отопления, а самый кузов обтягивается кошмой⁶ или холстом. От саней и нарт любознательный путешественник переходит к упряжи, к ознакомлению со способами запряжки оленей и собак у разных инородцев. Тут же он внимательно рассматривает и любуется бродившими вокруг крупными упряжными собаками, сравнивает их с теми, которыми пользовался сам, во время экспедиции на «Фраме»⁷, доставленными ему из северо-восточных районов Сибири – с Яны⁸ или Индигирки⁹.

Интересовался Нансен и рыбными промыслами, изучая способы лова: снасти, неводы, крючки и прочее, породы рыб, добываемых в реках и тундряных озерах и способы изготовления рыбных продуктов в прок.

Внимательно присматривался к разнообразию типов русского населения, среди которого встречалось не мало блондинов с голубыми глазами, а также русских с вьющимися волосами, которые поражали его сходством со скандинавами. Одни походили, по его мнению, на норвежских крестьян, другие на норвежских рыбаков. «Да не побывали ли здесь когда-нибудь скандинавы?» - часто ставил он нам этот вопрос.

Среди русского местного населения находилось в то время немало политических ссыльных¹⁰ разных национальностей, преимущественно – кавказцев, с которыми Нансену приходилось не раз встречаться и по долгу беседовать. Роль переводчика в таких случаях приходилось выполнять Лорис-Меликову или мне. Кстати здесь упомянуть, что как раз в то время находился в ссылке, в Туруханском крае, Сталин (Джугашвили)¹¹, проживавший, кажется, в деревне при устье Курейки и другие ссыльные, сделавшиеся со временем крупными деятелями советской власти¹². Но состоялась ли тогда их встреча с Нансеном, у меня не сохранилось на то никаких воспоминаний, так как фамилии встречаемых в ссылке лиц никем, сколько мне помнится, не отмечались и не заносились ни в чьи дневники, и вследствие трудности их произношения, скоро исчезли и из памяти.

Сибирский лес привлекал также его внимание с момента появления первых низкорослых лиственниц, прятавшихся, в начале, в небольших долинках речек, впадающих в Енисей, и росших затем по берегу реки еще не доходя села Дудинского.

По мере того, как мы сотня за сотней километров поднимались вверх по реке, лес становился все выше и выше, пока не превратился в настоящий лес, который, по занимаемому им пространству, не имеет равного себе в мире. Он тянется на протяжении более 1800 верст¹³ по прямой линии с севера на юг, и с запада на восток, от Уральского хребта до Тихого океана и Камчатки, приблизительно, на протяжении 5 ½ тыс. верст.

Сплошной зеленый, лесной ковер, прерываемый только широкими пространствами великих сибирских рек и их могучими притоками, производил сильное впечатление  и прямо поражал его воображение. Вот она, эта бескрайняя, глухая, дикая сибирская тайга. На остановках, всякий раз он разбирался в лесных породах, среди которых в изобилии оказывалась все та же лиственница, встреченная нами в самом начале. А затем ель с примесью вблизи берегов пожелтевшего лиственного леса, главным образом, берез и осин, а кое-где и пурпурно-красной рябины, а еще выше по реке стали встречаться сосны и кедровники.

По его наблюдениям сибирский лес, по качествам своим, много выше норвежского. В этих лесах из дичи встречались: глухари, тетерева, рябчики, а из перелетной птицы выводились, вблизи многочисленных притоков и озер, лебеди, утки и гуси, которые уже к этому времени собирались в многочисленные табуны и начинали свой обратный полет на юг.

Из звериного царства здесь находились: зайцы, белки, лисица (белая и красная), а выше соболи, далее олени, лоси, изрядное количество медведей и мало волков.

Особенно внимание его привлекали аборигены края – северные инородцы, обитавшие на самом нижнем течении реки – самоеды¹⁴ и юраки¹⁵, а выше по реке – енисейские остяки¹⁶ и тунгусы¹⁷. При встречах с ними он делал многочисленные фотографические снимки с них во всех позах, с их жилищ, а также старался запечатлеть характерные сцены их быта.

Но исключительное внимание было уделено енисейским остякам, быт и характер которых он старался изучить наиболее детально, ввиду того, что этот народец, по данным различных исследователей, менее всего походил на остальные народности края. Язык их был совершенно чужд наречиям других инородцев Сибири и, должно быть, совершенно другого происхождения¹⁸.

У Нансена с собою были труды Кастрена¹⁹, изучавшего в прежнее время язык этих инородцев, а также имелись сведения, полученные, прожившим последние годы среди них, финским языковедом Кай Доннером²⁰. Ссылался Нансен также и на исследования русского ученого Радлова²¹ (кстати, заметим – председателя нашего С.-Петербургского Общества изучения Сибири и улучшения ее быта²², созданного сибирскими депутатами Государственной Думы). Последний писал, что енисейцы в прежние времена населяли, по-видимому, Алтай и Саянские горы, а в позднейшее время – народ этот стал быстро вымирать. Их насчитывалось, по последним данным, всего около 700-900 человек.

Наконец, мы добрались до села Сумароково²³. На стоянке, вдоль берегов реки, оказался целый лес мачт остяцких лодок, прибывших для менового торга с местными купцами перед своим отходом на место зимних стоянок. Здесь собралась едва ли не добрая треть всего населения сибирских остяков, еще не вымерших. Вот когда наступил благоприятный момент, когда Нансен мог вволю наблюдать и изучать этот народец.

Среди съехавшихся остяков оказался, к тому же, и старый слепой шаман²⁴, который согласился шаманить над ним и обнаружил поистине чудесный дар прорицания. Так он предсказал  (в 1913 году) Великую международную войну²⁵.

Поработали здесь вдоволь и его и наши фотографические аппараты!

Временами стояли еще великолепные теплые осенние дни. Днем мы все выходили на палубу «Омуля». Нансен заполнял записями свои дневники с вынесенных им наблюдений из разговоров и встреч с разнообразными людьми и инородцами, пополняя их расспросами из наших сведений и знаний о стране.

Мы благополучно миновали Осиновские пороги²⁶ и добрались до села Ворогово²⁷, где оказалась первая телеграфная станция, принимавшая уже телеграммы. То была строившаяся тогда линия, проводившаяся до села Дудинского²⁸ и уже достигшая Ворогово (она шла от гор. Енисейска²⁹). К сожалению, станция не принимала еще телеграммы латинского шрифта и, таким образом, Нансен был лишен возможности послать телеграмму в Норвегию или Европу. Детей Нансен известил о своем благополучном прибытии, послав телеграмму по-русски моему брату³⁰ в Енисейск, с просьбой передать ее дальше на одном из европейских языков.

Несколько позднее мы прошли и устье Подкаменной Тунгуски³¹, откуда начинался золотопромышленный район и, пересекший реку, горный кряж. Река здесь, с ее лесистыми островами, наиболее красива. По берегу все чаще и чаще встречаются скошенные луга со стогами сена и постепенно появляются слабые признаки земледельческой культуры.

По мнению Нансена даже много севернее уже на лицо прекрасные условия если и не для хлебопашества, то для скотоводства. Если бы снять лес, да распахать землю, получились бы прекрасные поля. Кроме трав, на дальнем севере прекрасно произрастают корнеплоды, да и хлебопашество могло бы вестись здесь, как оно ведется у нас в горных долинах. Следует только расчистить почву, в чем, по-видимому, и кроется все затруднение, да и новоселы еще не стремятся на север, когда можно получить землю на юге, где климат мягче. Но придет черед и для этих мест, причем особенно должно развиться здесь скотоводство и молочное хозяйство. Богатейшая страна, богатейшие перспективы! Восклицает Нансен.

Во время остановки в дер. Ярцевой нам нанесли к продаже много великолепной брусники и черемухи. Кроме этих ягод произрастает здесь в изобилии земляника, черника, голубица, морошка, черная и красная смородина. Надо было видеть с каким аппетитом поглощал Нансен бруснику, а мы – сибиряки – набросились на черемуху!

Почти с 60 градуса северной широты начинается уже земледельческая полоса, которая на тысячи верст тянется на юг вплоть до Монголии.

Касаясь в своих разговорах вопросов о формах землевладения крестьянского, - общинного  или «миром», т.е. владения землей крестьянами сообща, при которой существует периодически земельный передел между членами общины, Нансен высказывается решительно против подобной системы переделов. По его мнению, такая система тормозит совершенствование земледелия. Совершенно понятно, что человек, если он является собственником земли и если он знает, что она будет принадлежать ему всю жизнь, а затем – перейдет к его детям, то он гораздо охотнее будет возделывать и обрабатывать ее, чем в том случае если земли не его собственность, а принадлежит общине. На этом основании Нансен всецело одобрил земельную реформу министра Столыпина³².

У деревни Холмогоровой была произведена последняя закупка хлеба для команды и для кают-компании – осетрины и икры. Здесь же впервые подъехала к нам лодка с арбузами из Минусинска³³. Арбузы были еще недостаточно зрелые, не сладкие, бледо-розовые.  Нансен, однако, дал волю своей слабости к первым сибирским плодам и, несмотря на мои предупреждения и призывы к воздержанию, в виду опасности холерного заболевания, продолжал возражать, что подобные последствия  он будет только приветствовать, Однако, все окончилось благополучно, без особых последствий, - так велика была потребность в свежих плодах, ягодах и фруктах, которых мы не имели и не видели с момента нашего отплытия³⁴ из Норвегии.

В воскресенье 21–го сентября, в 2, 5 часа дня мы подошли к Енисейску, где Нансену была устроена торжественная встреча. Баржа, стоявшая у берега на причале и служившая пристанью, и набережная были заполнены народом. В числе встречавших находился Городской голова, при цепи³⁵, возглавлявший делегацию горожан, исправник³⁶ в полной парадной форме, директор гимназии тоже в форме и другие официальные и почетные лица Енисейска.

Были произнесены приветственные речи, затем – взаимное представление. На другой день город чествовал Нансена обедом. Состоялся также осмотр музея³⁷  и посещение женской  и мужской гимназий. Нансен рассказал перед внимательно его прослушавшими ученицами и учениками о своем путешествии на «Фраме»  к Северному полюсу. Роль переводчика с английского языка пришлось выполнять мне.

23 сентября, во вторник, Нансену был устроен завтрак педагогическим персоналом мужской гимназии, а около 8-ми часов вечера мы выехали по тракту³⁸ на лошадях в тарантасах в Красноярск³⁹ и уже 25-го, вечером же подъехали к городу. Не доезжая его, мы были встречены довольно многочисленной городской делегацией, с городским головой и с председателем местного отдела⁴⁰ Императорского Географического Общества. Делегация ожидала нас с трех часов дня, под моросившим мелким дождем. Снова имели место приветственные речи и все последующие дни пребывания Нансена в Красноярске были отмечены торжествами. Был произведен осмотр города и окрестностей, осмотр музея. Футбольный матч⁴¹, устроенный в честь Нансена Красноярским спортивным обществом. В воскресенье состоялось, в городском театре, торжественное заседание Географического Общества. Нансен рассказал о нашем путешествии, развивал план возможного судоходства через Карское море к устью Енисея, демонстрируя многочисленные диапозитивы пройденного пути. Перед началом доклада Нансена было произнесено много приветственных речей и зачитано много адресов от имени различных организаций и обществ. Вечером того же дня, городской голова и Географическое Общество давали обед, на котором было высказано много сердечного внимания и проявлено много одушевления, произнесено много речей, прочитаны приветственные телеграммы из Иркутска и других городов Сибири.

На другой день, 29 сентября, провожаемый городским головой, председателем Географического Общества, хозяевами дома, Гадаловыми⁴², где останавливался Нансен и многими гражданами, он сел в вагон поезда, с которым приехал г. Вурцель⁴³ и отправился в путь, дальше на Восток.

Нам, с Лорис-Меликовым, было как-то трудно внезапно расстаться и оборвать наше путешествие в обществе столь незаменимого, интересного и приятного спутника, и мы решили проводить Нансена до Иркутска. Места нам были любезно предоставлены г. Вурцелем, начальником Управления железных дорог, в его же вагоне. Я готов был бы сопроводить Нансена в его заманчивом путешествии на Восток и вернуться затем  с ним обратно, по строящейся  Амурской железной дороге⁴⁴, но депутатские обязанности⁴⁵ понуждали меня побывать еще в некоторых избирательных округах моей губернии для отчета и кроме того я получил предложение участвовать в совещании по вопросу об автономии внешней Монголии⁴⁶. Совещание должно было состояться в ближайшее время в городе Троицкосавске⁴⁷, под председательством Иркутского генерал-губернатора⁴⁸. Вопрос этот меня интересовал, да и к тому же у меня было намерение совершить на будущий год продолжительную поездку на Восток и побывать не только в пределах Маньчжурии⁴⁹ и на Китайской железной дороге⁵⁰, но и в Китае и в Японии.

За время нашего переезда до Иркутска мы сделали попытку совместно с Вурцелем и Нансеном приступить к обсуждению вопроса об обеспечении правильного судоходства между Европой и Енисеем, но краткость имевшегося в нашем распоряжении времени не дала нам возможности коснуться со всей полнотой всех вопросов, связанных с организацией морского торгового плавания в Сибирь. Мы решили пополнить наши суждения по этому вопросу при обратном возвращении поезда, когда я, закончив депутатские дела и обязанности в своей губернии, сяду снова в тот же поезд, где и найду их снова, на их возвратном пути.

Оно так и случилось. За время поездки Нансена и Вурцеля на Восток, я успел побывать на совещании в Троицкосавске, а также и в некоторых избирательных округах моей губернии и, к моменту возвращения поезда Вурцеля, т.е. 21–го октября, я был уже на платформе Красноярской станции, где и присоединился к ним. Я устроился в их же вагоне.

Теперь, на пути в Петроград, у нас было достаточно времени для всяческих обсуждений и разрешения самых сложных задач.

В Красноярске же сел на поезд и мой коллега по Государственной Думе и по конституционно-демократической партии – Федор Измайлович Родичев⁵¹, возвращавшийся из Сибири, которую он проехал впервые до Владивостока и Хабаровска, с остановками по городам, где он читал лекции.

Эта встреча делала наше обратное путешествие еще интереснее.

Архив РАН. Ф. 529. Оп. 1. Д. 3. Л.1-11

Примечания